Развенчание легенды: мифы о Есенине, в которые продолжают верить

Мифы о Есенине

Третье октября, утро. 1895 год, осень, ветер. Где-то под Рязанью, в Константинове — деревня на пригорке, у реки, — в этот день родился Сергей Есенин. Много позже пытались понять, почему к нему тянулись люди, в чём тайна — но никакой особенной тайны, по сути, не было. Он просто таким родился, поэтом. Об этом пишет дзен-канал «АртАкцент».

Деревенский поэт — это как будто само по себе, но на деле Есенин сам взрастил этот образ. Причём довольно ловко. Иногда он говорил, что из простой крестьянской семьи. Иногда — что у него в роду были старообрядцы с деньгами. На самом деле — ни то ни другое. Жили они нормально, не бедствовали, но и никакой особенной староверческой экзотики в семье не было.

Многие думают: жил себе в селе, потом вдруг — и сразу в Петербург, с лаптями и мечтой, как Ломоносов. Но так не было. Перед столицей была Москва. Несколько лет. Работал у Сытина, книги верстал. Ходил на лекции в Шанявский университет. Символистов читал. Постепенно втягивался. Город, шум, литература — всё это не обрушилось на него внезапно, он в это входил. Не спеша, но с интересом.

Про Клюева — ещё один устойчивый штамп. Будто именно он взял Есенина за руку и провёл в петербургскую литературную круговерть. Они и правда выступали вместе. Шумели. Но первым, кого Есенин нашёл, был вовсе не Клюев. Он пришёл к Блоку. Потом — к Городецкому. И вот они как раз и подтолкнули. Связали с нужными людьми. Остальное — отголоски рассказов, которые и сам Есенин не прочь был подогреть.

История с Блоком — почти анекдот. Якобы приехал, не зная адреса, с сундучком, и наугад нашёл. Дверь открыла кухарка, удивилась. Всё это звучит очень кинематографично. Но настоящая история была иной. У Блока сохранилась записка. Просьба принять. Вежливая, осторожная. И его пометка: рязанский парень, девятнадцать лет, стихи — голосистые, многословные. Приходил, мол, девятого марта.

Наивность — ещё один образ, который он сам и выстроил. Такая деревенская простота, которой хочется верить. Но всё было хитрее. Он сам говорил, что специально оделся попроще. Рассказал, что якобы бочки в Ригу едет катать. А приехал вовсе не за бочками, а за славой. И знал это прекрасно.

Мол, не интересовался, что о нём пишут — тоже не совсем правда. Он вырезал рецензии. Собирал в тетради. Знал, кто что сказал. Запоминал хорошие слова и злые тоже. Всё это для него значило.

Что касается пьянства — да, пил. Сильно. Иногда срывался. Сканадалы, шум, гулянки. Но в одном был твёрд: пьяным стихи не писал. Об этом говорили и те, кто его знал близко. Он сам не раз повторял: если пишу — значит трезвый. Иначе — не работает.

Ранее мы рассказывали про жизнь Василия Шукшина.

Фото из Фундаментальной электронной библиотеки